"Неспетая песня моя" Смоленский ветеран - о любви под бомбами

" Война - штука поганая. В каждое мгновение раскаленный осколок металла может отправить тебя в мир иной. А еще ужасней - превратить в калеку. Грязь, вши, полчища крыс, скудное, однообразное питание сопровождали фронтовые будни солдат. Но как ни трудно нам приходилось, молодые воины не прекращали мечтать о Прекрасной Даме. Они казались нам мифическими существами с далекой планеты под названием Тыл".

Осенью 1944 года дежурный телефонист заорал во всю мощь голосовых связок: «Капитан, баба вызывает!» - и протянул мне телефонную трубку. Женский голос передал приказ явиться в штаб к 20.30. Вот те на! Откуда у нашего престарелого командира появился солдат женского пола?

Наше подразделение в то время занимало оборону на пахотном поле. Кругом ни кустика, ни канавки. В светлое время суток голову не высунешь. Только с наступлением темноты нам доставляли питание, боеприпасы, эвакуировали раненых и хоронили убитых.

Ординарец, не ожидая указаний, стал надраивать до зеркального блеска сапоги, началась процедура бритья, подшивка воротничка. На этот раз офицеры как по команде явились на 5 - 7 минут раньше указанного времени.

При свете коптящей гильзы от снаряда в глаза бросилась сидящая на ящике девушка. На плечах гимнастерки - погоны старшего сержанта. В промозглом блиндаже с убогими нарами из неотесанных березовых жердей, жидкой грязью, хлюпающей под ногами, она мне показалась богиней.

Старший сержант по стойке смирно представилась: «Ирина. Начальник радиостанции».

Я успел заметить короткие волосы цвета вороного крыла и бездонную черноту ее глаз. Фигура поразила своей стройностью.

О чем шла речь, вспомнить не могу. Я весь был поглощен видом прекрасной девушки. На прощание старший сержант крепко пожала мне руку и прошептала : «Береги себя!» Потом смутилась и отвернулась.

В расположении роты солдаты копали очередной ход сообщения. Я слушал доклад взводного командира, а перед моим мысленным взором стояло сказочное видение - Ирина. Чтобы себя хоть как-то успокоить, подхватил лопату и стал без передышки швырять комья глины, пока гимнастерка не отсырела от пота.

Несмотря на строжайшие запреты на личные переговоры по полевому телефону, часа в два ночи я связался со штабом. Ответила Ирина. Она сказала, что ждала моего звонка. Болтали невпопад о всякой всячине, вспоминали школьные годы, декламировали друг другу лирические стихи. Ее голос с легким налетом белорусского говора казался мне небесной музыкой судьбы. Встречи наши были очень редкими и короткими.

Новый 1945 год офицеры батальона встречали в блиндаже полка. Старший командир посадил нас с Ирой рядом. Я не мог оторвать взгляд от девушки, в голове таилась казавшаяся несбыточной мечта - прижаться к ее губам...

В первых числах января полк вывели в армейский резерв. Началась усиленная подготовка к предстоящим боям. Белорусские и Украинские фронты освобождали от фашистской оккупации европейские страны, а наша прибалтийская группировка все еще не могла сбросить в море врага, занимавшего солидную территорию бывшей Латвийской республики.

К нам прибыло новейшее вооружение, маршевые роты пополнили сильно поредевшие части.

После дня полевых учений я пригласил Ирину прогуляться, ее радиостанцию на время законсервировали. Шли по лесному массиву и потеряли тропинку. До сих пор не пойму, как это случилось, но мы оказались возле бывшей линии немецкой обороны. Здесь в некоторых блиндажах еще сохранились чугунные печурки, керосиновые лампы со стеклами, разная кухонная утварь. Запылал огонь в печи, зажгли лампу. Такую ночь судьба может подарить человеку только раз в жизни. На двадцатом году я впервые ощутил на губах солоноватый вкус податливых девичьих губ.

Утром мы случайно попались на глаза командиру полка.

Он с хитринкой посмотрел на наши глуповато-счастливые физиономии и не то в шутку, не то в серьез, спросил:

- На свадьбу позовете?

- Если Ира согласится.

- Я согласна, хоть сегодня, - зардевшись, ответила моя подруга.

Полк находился в прифронтовой полосе до середины марта. Приказ - и длинный ночной марш-бросок. Под утро мы попали под артобстрел. Убило двух бойцов из нового пополнения, им даже не пришлось повоевать. И с этого дня наступил черный период в моей военной службе.

Чтобы наметить ориентиры, встал на бруствер траншеи - и пуля на излете царапнула верх бедра, чуть не задев важнейший мужской орган. Ротный санитар советовал отправиться в госпиталь, хотя бы в полковой медсанбат. Но накануне наступления я не мог оставить своих еще не обстрелянных солдат, впервые вступивших в бой по прорыву долговременной линии вражеской обороны.

Пять ракет очертили небосклон, еще гремели артиллерийские раскаты, раздалось «Ура!» в сопровождении отборного мата в адрес бесноватого немецкого фюрера. На этот раз артиллерия - бог войны - поработала на совесть. Вражескую траншею взяли с первой попытки. Возле развалин бывших укреплений я упал от сильной боли в ноге, в сапоге портянки пропитались кровью...

Госпитальные палатки были заполнены ранеными. В первую очередь врачи оказывали помощь тяжело пострадавшим.

Я к этой категории не относился Перевязали ногу и оставили меня в покое. На четвертый день градусник зашкаливал за сорок, нога опухла как бревно. Я начал терять сознание. Сестрички срочно пригласили ко мне врача. Сквозь забытье пробилась фраза: «Придется ампутировать». Я только и смог произнести: «Лучше смерть»

И почему-то уколы не подействовали. Боль была ужасная, но хирург-женщина в звании майора медицинской службы очистила рану от гноя. Через три дня смог с помощью палочки выйти из палатки. Проковылял несколько шагов и не поверил чуду: по дорожке шла Ирина с букетиком весенних цветов.

В моих объятиях девушка зарыдала: «Комбата похоронили».

Ошеломляющая весть. Погиб наш Батя, бесстрашный майор, под командованием которого мы почти год вместе воевали.

На прощание Ира заговорщически прошептала, что главную новость узнаю, когда вернусь в часть. Почему-то я тогда не обратил внимания на эту ее последнюю фразу.

Через неделю после Ириного посещения доктор сменила гнев за нарушение постельного режима на милость и выписала меня. «Беги к своей черноглазой! А меня, сероглазую, никто не ждет». Мне тогда показалось, что врач - пожилая женщина, но ей тогда шел только 29-й год.

На попутке я быстро добрался до штаба дивизии. По натянутым проводам определил блиндаж телефонной станции. Незнакомая коммутаторщица в звании ефрейтора назвала меня по имени: «Не звони, Иру вчера вечером похоронили». Подробности страшные: сержант подхватила брошенную немецким солдатом гранату, взрыв разнес черепную коробку. Я услышал громкие всхлипывания. Ефрейтор вместе с Ирой два месяца служила в учебном батальоне

Война шла к концу. В июне 1945 года моя служба уже проходила на юге страны.

В 70-х годах прошлого столетия по санаторной путевке я приехал в латышскую Юрмалу, где когда-то воевал. Узнал, что захоронение павших воинов нашей 374-й дивизии перенесли в ближайший административный центр. Возле маленькой деревянной церквушки - скромный мемориал. Сотни фамилий павших. Среди них и моя незабвенная Ирочка.

На скамейке в скверике заметил пожилую пару. Проходя мимо, услышал фразу: «Моя доченька». Женщина горевала по павшей в бою дочери. Старушка держала в руках фотографию. На ней я увидел ту, что стала моей любовью на всю жизнь.

Мать показала последнее письмо от Ирины. На конверте был номер нашей полевой почты. У меня ручьем потекли слезы, когда я прочитал первые строчки: «Мамочка, я влюбилась по-настоящему. Его зовут (мое имя). Скоро приеду к тебе рожать». Так вот про какой секрет Ира собиралась рассказать мне после моего выздоровления!

Химическим карандашом в конце скорбного перечня фамилий начертил: «Погибший младенец Ирины» и мое имя.

С несостоявшимися родственниками я скоротал тогда ночь на ступеньках церквушки. Общее горе нас сблизило

Михаил Кугелев, майор Советской Армии.

P. S. Если бы я была режиссером, то непременно сняла бы фильм по этому рассказу нашего многоуважаемого и многолетнего друга редакции, смелого, отважного, галантного, умного и очень чуткого человека - Михаила Семеновича Кугелева, проживающего в Богородицком под Смоленском.

Татьяна Марченкова.

Фото Никиты ИОНОВА.