В Смоленске выступил Игнат Солженицын

Обезоруживающая улыбка, теплое, крепкое рукопожатие,  растрепанные светлые волосы и еле уловимый американский акцент…

«Хотите поговорить со мной? Буду рад!» - Игнат Солженицын прервал репетицию, предшествовавшую единственному концерту в Смоленске, и уютно расположился на стуле напротив.

Абсолютно свободный, каким и должен быть житель Филадельфии, и по-русски добродушный. Достойный сын своего отца, гениального писателя, лауреата Нобелевской премии, которого знает весь мир.

Игнату не было и двух лет, когда Александра Солженицына выслали из Советского Союза, и всей семье диссидента пришлось покинуть Родину. 

Сегодня Солженицын-младший – лауреат престижной премии «Avery Fisher», профессор Филадельфийской консерватории, художественный руководитель и главный дирижер Камерного оркестра в Филадельфии.

Сегодня он словно пытается наверстать упущенное и колесит с сольными концертами по всей России.

Кстати, в Смоленске Солженицын-младший впервые.

- Что для вас музыка, Игнат?

- Воздух. Призма, через которую я более тонко, верно понимаю жизнь.  Только искусство, в частности, музыка может помочь разобраться в жизни, понять, кто мы, откуда и зачем живем, осмыслить эти невероятно сложные философские вопросы. В классике заложено и утешение, и радость, и высшая скорбь. Когда пропускаешь музыку сквозь себя, становится легче жить!   

- У кого вы унаследовали свою музыкальность?

- Такие вещи человеку даются от Бога. Как это происходит, проникает в душу, не дано понять. Конечно же, я благодарен родителям: хотя они и не были музыкантами, но так много и страстно слушали музыку, любили ее, что невольно подготовили плодородную почву для рождения во мне пианиста…

- А это правда, что ваш талант раскрыл Мстислав Ростропович?

- Истинная правда! Он приехал в гости к родителям в штат Вермонт, и услышал «музыкальный шум» - я как раз что-то подбирал на пианино. Мне и девяти лет, кажется, не было. Ростропович сразу же оживился: «Малыш хорошо играет!»,  и спросил, кто у меня педагог. Настал черед удивиться родителям, они ведь даже не поняли вначале, о чем идет речь! Что нужно как можно скорее искать хорошего педагога, что у меня дарование… Так уж его сильно зацепило. Мстислав им все разъяснил, и с его легкой руки и пошла в гору моя музыкальная карьера. Кстати, именно под управлением Мстислава Ростроповича я впервые выступил в России в 1993 году с вашингтонским Национальным симфоническим оркестром.

- Будете учить своих детей музыке?  

- А они уже учатся! Я их не муштрую, только слежу за тем, как дети занимаются. Другой вопрос, хотим ли мы с женой, чтобы Митя и Анна (нашему младшему, второму сынку еще и двух лет нет, он пока еще музыку только слушает, но сам музицировать не пытается) стали профессиональными музыкантами? Не знаю… Мне искренне хочется другого: чтобы мои дети понимали и разделяли со мной великое счастье, которое дает наслаждение музыкой. Думаю, что со временем,  перед ними раскроется богатый выбор профессий, и пусть они выберут то, что им действительно близко и по сердцу.

- Давить на выбор детей не будете в любом случае?

- Не дай Бог. Это гиблое дело.

- Так сложилось, что сегодня основоположника русской классической музыки  практически нигде уже и не играют – ни в России, ни на Западе… А вам доводилось исполнять произведения Глинки?

- Недавно играл «Руслана и Людмилу»… Но, положа руку на сердце, действительно очень редко доводится радовать публику его музыкой.

- Почему же редко? Нет спроса? Отсутствует желание слушать Глинку? Или у вас душа к нему не лежит?   

- К сожалению, нельзя сказать, что публика ломится в зал слушать именно оперы и романсы Глинки, но это не означает, что спроса на произведения этого композитора совсем нет. Отвечу честно. В моем случае, я не ощущаю большой личной потребности исполнять музыку Глинки. В то же время непременно подчеркну, что отношусь к наследию Михаила Ивановича с величайшим уважением. Поймите, каждый композитор не может быть всем одинаково мил, понятен и близок! Точно так же вы избирательно относитесь и к писателям – один восхищается Чеховым, другой без ума от Достоевского.

То же самое и в музыке. Просто Глинка до сих пор еще не сыграл важной роли в моей личной творческой жизни.  

- Что же вам нравится играть самому? Какую музыку любил слушать ваш отец?

- У нас была общая любовь к Бетховену и Шуберту. Я очень часто играю Шуберта… 

- Скажите, чему самому важному вас научил Александр Исаевич? Тому, что помогает жить?

- Он сделал поистине  щедрый отцовский  подарок – помог мне усвоить, впитать общий комплекс морально-нравственных ценностей, которые он вырабатывал в себе на протяжении всей своей долгой жизни. Вот его уже нет с нами, и я не могу с ним поговорить о какой-то волнующей меня проблеме, посоветоваться в правильности того или иного жизненного решения.  И уже никогда не смогу. Но духовная близость отца и сына сохраняется, и я будто бы слышу его слова! И мне кажется, что знаю, как бы он отреагировал и что именно сказал, задай я ему вопрос… Это происходит потому, что я понимал ход его мыслей, что он считал важным, а что – второстепенным. Он оказал на меня огромное влияние, вылепил из меня настоящего педагога. Отец был лучшим учителем, с которым я повстречался в жизни!  Потрясающим рассказчиком и удивительным собеседником, и ты, общаясь с ним, не замечал, что получаешь урок,  загорался и совершенно забывал о времени, хотел узнать о мире все больше и больше. Страсть к процессу узнавания, интерес ко всему происходящему в жизни, попытка самостоятельно анализировать события – вот то главное, чему я обязан отцу. И сегодня весь этот комплекс личностного самосознания очень помогает мне в преподавании. Я хочу научить каждого студента мыслить самостоятельно, самим преподавать себе. Когда они усвоят эту науку, быть может, им больше не нужен будет духовный  пастырь? Отец научил меня мыслить. Я  – мыслю. И до сих пор сам преподаю себе.

- А вы знаете, что в российской провинции до сих пор практически невозможно купить главный труд Александра Солженицына – «Красное колесо»?

- Да, этот вопрос остается по-прежнему актуальным.  «Красное колесо» на протяжении многих лет вообще нельзя было купить – книгу напечатали, а потом моментально скупили весь тираж. И потом она долгое время не издавалась.  Насколько известно мне, сегодня «Красное колесо» вышло в составе нового собрания сочинений Александра Солженицына, и «докатиться» до массового читателя ему уже ничто не помешает. Интернет никто не отменял, и у каждого читателя есть возможность заказать книгу в любом книжном магазине. Было бы желание!

-  Я говорила о малодоступности этой книги в том контексте, что ваш отец стал диссидентом и в новой России. Он хотел делиться своими мыслями с народом  с телевизионного экрана, но его потихоньку «задвинули» в сторону, сочтя суждения Александра Исаевича вредоносными… 

- Да, мне больно об этом вспоминать.  Но это уже старая история. Отца больше нет. Но я не думаю, что стоит обвинять власти в отсутствии произведений моего отца в книжных магазинах. Абсурдно и глупо воевать с книгой.    

- Прошло полтора года, как не стало Александра Исаевича Солженицына... С тех пор каждый раз, когда вы приезжаете в Россию, то всегда приходите на его могилу…

- И нынешний мой приезд не станет исключением.  Я обязательно приду на кладбище Донского монастыря, отдам сыновний долг памяти…

- А вы занимаетесь, как и ваш отец, благотворительностью?

- Я не люблю об этом говорить, это неприлично, но, конечно же, оказываю помощь сиротам и детям с физическими и психическими отклонениями.  

- Вы в большей степени русский, чем американец?  

- Ощущаю себя русским. Хотя в немалой степени я пропитался и американским менталитетом, что для себя считаю большим плюсом в плане устройства жизни. Ведь мобильность, подвижность, готовность в любой момент поменять свою судьбу - одна из лучших черт американского характера. Не выгорело одно дело – возьмусь за другое. Не получилось в этом городе, продаешь дом, квартиру и с легким сердцем переезжаешь в другой.  Не плохо было бы и русским избавиться от свойственной им пассивности, инертности мышления и перенять такую вот черту, глядишь, и на российских улицах станет больше улыбающихся, довольных жизнью людей! Тем более, сегодня многих препятствий и ограничений, что так мешали народу в советское время, больше не существует. Но для перерождения ментальности нужно гораздо большее время, дай Бог, чтобы ментальность русского человека изменилась в лучшую сторону.

- Какой вам видится Россия из далекой Америки? Есть ли будущее у нашей страны?

-  Об этом мне трудно судить, потому что я провожу здесь слишком много времени. Скорее, я вижу Россию  изнутри. Мой взгляд – «здешний», несмотря на западное воспитание. Я глубоко верую в будущее России и надеюсь, что она возродится, хотя сегодня очень многие люди, и в их числе - известные политологи, не разделяют со мной эту точку зрения. С другой стороны, насколько быстро пойдет развитие позитивных процессов в России... Но я вижу, что жизнь в моей стране, которую с такой пронзительной силой любил  отец, налаживается, особенно в экономической сфере. Сужу по 90-м годам, когда люди слепо, растерянно брели во тьме, не видя света, смысла в своем дальнейшем существовании. Сейчас исчезла та безнадежность, отрешенность во взглядах. Колесо повернулось на 180 градусов! И сегодня люди делают конструктивные попытки изменить свою судьбу и даже окружающий мир. И даже кризис, который обескровил экономику Америки и Европы, и нанес особенно тяжелый удар по России, уже не может изменить сознание людей, стремящихся к лучшему. Впервые за долгое время, хоть и с очень низкой точки, но развитие в России все же началось. Мы движемся в правильном направлении. Проблема в другом: все эти позитивные процессы могут длиться очень долго, а всем нам нужно жить сегодня. Поэтому хотелось бы, чтобы хорошая жизнь наступила быстрей!